Крах лицедея - Страница 19


К оглавлению

19

Мимо Дронго прошли Мачадо и Шекер. Эти двое составляли довольно комичную пару. Глядя на увлеченно беседующих коротышку-испанца и долговязого турка, можно было бы рассмеяться, если бы не прискорбное событие, только что происшедшее в отеле и так потрясшее всех гостей.

— Я не знаю, сеньор Мачадо, как мне оценивать увиденное, — откровенничал Тургут Шекер, — мне казалось, что ныне сеньор Карраско должен работать в несколько иной манере. Но он не меняется уже столько лет. Та же вычурность, тот же помпезный стиль, столь характерный для его ранних работ. Уже новый век, а он все еще пытается удержаться на прежних заслугах.

— Не могу с вами согласиться, — возражал Мачадо, — Карраско тонко чувствует конъюнктуру. Он знает, какие украшения нужны женщинам. В конце концов, главные клиенты его салонов — женщины, которым нравится изящество и одновременно некоторая пышность форм в его изделиях. Минимализм сегодня не в моде. Я знаю, вы, как и многие немецкие ювелиры, исповедуете другие идеи, но у нас, на юге, несколько иные стандарты. Здесь восхищаются не просто красивыми камнями с безупречной огранкой. Для нас не менее важны и формы, в которые эти камни оправлены.

— Этот спор может стать бесконечным, — сказал Шекер, — но я видел ваши прошлые работы, сеньор Мачадо. И в них чувствовалось влияние новых концепций именно немецких ювелиров.

Мачадо остановился. Было заметно, что он несколько смущен.

— Скорее фламандских, — возразил он после недолгого молчания, — но работы Карраско мне все равно нравятся. В них есть ощущение времени, ощущение нового века в сочетании со старыми традициями. А вы очень наблюдательны, герр Шекер, — Мачадо в шутку обратился к своему турецкому собеседнику так, как это обычно делают в Германии.

Однако турецкий ювелир не понял юмора. Или не захотел его понимать.

— Мне тоже нравятся работы немецких и фламандских мастеров. Было бы жаль терять достижения национальных школ. Ведь если бы союз Карраско с Рочбергом был заключен, он нанес бы удар по всей европейской ювелирной промышленности. С такими гигантами, как корпорация Рочберга или компания Ямасаки, мы не смогли бы конкурировать. Карраско впустил бы американцев на наши внутренние рынки через свои склады, магазины, филиалы. Ювелирам Европы пришлось бы вырабатывать единый стиль, чего я так не люблю и избегаю. Иначе Рочберг задавил бы нас всех как конкурентов. Он на это способен…

— Вы с ним раньше встречались?

— К счастью, нет. Но я хорошо знал его работы. Безупречная огранка, псевдоампир. И конечно, агрессивная реклама. Беда американцев всегда в том, что у них слишком много денег…

Шекер обернулся на Дронго и замолчал. Ему было неприятно, что его слова мог кто-то услышать. Мачадо тоже взглянул на Дронго, но не придал присутствию постороннего никакого значения.

— Рочберг был настоящий гений в раскрутке любого товара, — продолжил беседу Мачадо. — Шесть лет назад мы выпустили неплохую коллекцию украшений для молодежи — относительно дешевые кольца с небольшими бриллиантами, чтобы их могли позволить себе молодые люди со средним уровнем дохода. Но у нас украли идею. И когда мы начали активно внедрять наш товар на европейские рынки, выяснилось, что корпорация Рочберга уже предприняла поставку похожих колец за месяц до нашей официальной презентации. Представляете, какой был скандал? Презентации пришлось отменить, а производство новых колец остановить. Наша фирма чуть не разорилась. Мы больше четырех лет выплачивали долги банкам.

— Выходит, вы тоже не очень любили Исаака Рочберга, — улыбнулся Шекер. Он еще раз оглянулся на Дронго, но тот стоял к ним спиной, и, кажется, их беседа его совершенно не интересовала.

— Действительно, — согласился Мачадо, — получается, что мы оба имели все основания не слишком жаловать сеньора Рочберга.

— Только не говорите об этом комиссару, — посоветовал Тургут Шекер, — не то нас обоих вместе или по отдельности обвинят в убийстве нашего дорогого гостя.

— В момент убийства мы были на презентации, — напомнил Мачадо, — я думаю, у нас абсолютное алиби. Никто не сможет к нам придраться.

— Смогут, — прервал его турок. — Любой из нас мог убить Рочберга и лишь затем появиться на презентации. Лучше никому и ничего не говорите. Нет у вас никакого алиби, мой испанский друг, как нет его и у меня. В такой двусмысленной ситуации лучше молчать. Иначе нас вполне могут обвинить.

Ювелиры прошли дальше.

«Как странно, — подумал Дронго, — по-моему, каждому из собравшихся здесь покойный Рочберг чем-либо не угодил. Удивляюсь, как он согласился прибыть сюда без охраны. Или он не обращал внимания на подобные „мелочи“?»

Дронго обернулся, услышав быстрые шаги, и увидел, как к нему спешит Ирина Петкова.

— У нас неприятности, — сообщила она, чуть запыхавшись, — кажется, наш главный подозреваемый здесь.

— Кто? — спросил Дронго, нахмурившись.

— Я только что получила сообщение из Интерпола, — призналась она, — меня просили передать вам привет. Многие помнят вас по совместной работе еще в начале восьмидесятых.

— Вы не сказали, кто именно стал главным подозреваемым? — терпеливо напомнил Дронго.

— Фил Геддес, — выдохнула она, значительно понизив голос. — Вы не слышали о скандале во Флориде в прошлом году. Оказывается, в нем были замешаны американский ювелир и наш знакомый Фил Геддес. Вы можете себе такое представить?

Глава 7

Дронго удивленно посмотрел на Петкову, словно не понимая, о чем она говорит.

19