— Под ногтями смотрели? — поинтересовался комиссар.
— Да, — кивнул помощник, — все чисто. Она не сопротивлялась. Не успела даже поднять руки — он сразу сжал ее горло. Наверное, они были знакомы, и она не думала, что он может пойти на такое. А потом было уже поздно.
— Как это — знакомы? — разозлился комиссар. — И ты тоже говоришь подобные глупости. Получается, что по отелю бегает ее бывший знакомый, какой-то воплотившийся в человека дух, а мы его не можем найти?
— Зачем вы злитесь, комиссар? — добродушно спросил помощник. — Я говорю лишь то, что мне сообщили наши эксперты. Они сейчас закончат работу. Убийца подошел к ней совсем близко, она не сопротивлялась. И он сразу ее задушил. Украл колье. Эксперты считают, что сеньору сначала убили, а затем тело перенесли и поместили в шкаф в номере Антонио Виллари.
— Кстати, как он себя чувствует?
— Еще спит, — пожал плечами помощник. — Мы перенесли его в номер сеньоры Ремедиос, и он спит. Врачи говорят, что он проснется не раньше завтрашнего утра.
— Хоть от одного мы избавились, — проворчал комиссар. — Между прочим, он признался, что сам задушил сеньору Ремедиос.
— И вы ему поверили? — У помощника было такое лицо, что комиссар снова выругался. И затем поднялся со стула.
— Очень ты умный, — съязвил Рибейро, — конечно, я ему не поверил. Он со своими пальчиками никогда бы не удержал сеньору. И тем более не сумел бы задушить Рочберга. Здесь действовал сильный мужчина. Сильный и жестокий.
В открытую дверь он увидел стоявшего в коридоре Ямасаки, которого не пускали к нему полицейские.
— Пропустить, — неожиданно приказал Рибейро.
Когда японец вошел в апартаменты, комиссар спросил у него:
— Что вас сюда привело? Вы уже сегодня утром приходили к сеньоре Ремедиос?
— Да, — поклонился Ямасаки, — и поэтому пришел еще раз. Мне сказали, что сеньору Ремедиос задушили, а я ее видел полтора часа назад. И мы с ней разговаривали.
— Она вышла к вам?
— Да, — кивнул Ямасаки. — Я прилетел в Испанию по приглашению мистера Пабло Карраско. И мистер Рочберг тоже. Приглашения на презентацию в этом отеле нам высылала сеньора Ремедиос Очоа. И я хотел узнать у нее, когда я смогу отсюда уехать.
— Что она вам сказала? — спросил заинтересовавшийся комиссар.
— Сказала, что ничего не знает. И сможет дать мне более подробную информацию сегодня вечером.
— И вы ушли?
— Конечно. Это правда, что ее убили?
— Правда. У вас есть еще вопросы?
— Когда мы сможем покинуть ваш отель?
— Не знаю. Пока я ничего не могу сказать.
— Извините. — Ямасаки повернулся, чтобы уйти. Внезапно комиссар вспомнил о своем разговоре с Петковой.
— Подождите, — крикнул он уже выходившему в коридор японцу, — какой у вас рост?
— Для японца достаточно высокий, — ответил Ямасаки, — примерно метр семьдесят семь. Или восемь. В этом пределе.
— Стойте, — приказал комиссар, — значит, вы были последним, кто разговаривал с сеньорой Ремедиос?
— Не знаю. Наверное, последним.
— Что было потом? Куда вы пошли? К себе в номер?
— Нет. Я вышел к бассейну. Немного посидел там в кресле возле воды.
— Вас кто-нибудь видел?
— Кажется, недалеко сидел мистер Галиндо, но я не уверен.
— И больше никто вас там не видел?
— Не знаю. Потом я вернулся в свой номер. Переоделся и вышел к обеду. А после обеда мне сказали, что сеньора Ремедиос умерла, и я подумал, что мне нужно сюда прийти.
— Похвально. А вчера вечером где вы были? Вас уже успели допросить?
— И даже обыскать мой номер, — поклонился Ямасаки. — Вчера вечером я был на презентации новых работ сеньора Карраско.
— Вы пришли раньше или позже остальных?
— Я пришел вовремя, — улыбнулся японец.
— Мистер Ямасаки, — комиссару трудно было говорить по-английски, он путал слова, ставил неправильные ударения, — я хочу вам сказать, что мы должны проверить всех гостей, проживающих в отеле. Если вы не возражаете, я просил бы вас предоставить нашим специалистам для проверки отпечатки ваших пальцев. Хорошо?
Он не сомневался, что его собеседник согласится. Но тот неожиданно улыбнулся и вежливо ответил:
— Нет.
— Как это нет? — удивился комиссар.
Ничего подобного в его практике никогда не было. Чтобы подозреваемый отказался сдать отпечатки пальцев? Разве не ясно, что в таком деле нельзя отказываться? Что своим отказом человек фактически изобличает себя в совершении преступления?
— Вы не поняли, мистер Ямасаки, — сказал Рибейро, стараясь четко выговаривать слова, — вы обязаны предоставить нам свои отпечатки, чтобы мы проверили их по нашему компьютеру.
— Нет, — снова возразил Ямасаки с легким поклоном, — я не могу этого сделать. Прошу меня извинить, господин комиссар.
— Не можете? — Рибейро почувствовал, как у него начинает сильнее колотиться сердце.
«Значит, так, — подумал он, — рост совпадает. И этот сукин сын был последним, кто разговаривал с убитой… А вчера он был на презентации новой коллекции Карраско и наверняка знал про камни у Рочберга. И конечно, мог узнать про колье, спрятанное у пресс-секретаря. Остается внешность, — продолжал мысленно рассуждать комиссар. — Но изменить внешность несложно. К тому же человек, которого ищет Интерпол, русский, а значит, должен быть похожим на японца». Логику комиссара можно было понять. Он видел не очень много русских, а единственные представители России, с которыми ему довелось лично пообщаться в Чиклане, были два калмыка, купившие себе виллу на берегу океана. Именно поэтому он считал всех русских похожими на азиатов. И разницу между молдаванами, русскими, калмыками и японцами он не сумел бы понять, даже несмотря на свой огромный опыт.